В Государственном Эрмитаже хранится великолепная коллекция русских и иностранных игральных карт. Долгие годы коллекция была недоступна широкому зрителю. Впервые экспонаты коллекции были выставлены в 1992 году на большой выставке "Игральные карты в России", проходившей в стенах Эрмитажа. К этой выставке был выпущен одноименный буклет, в котором наряду с каталогом экспозиции имеется очерк истории карт, написанный сотрудницей Эрмитажа Г.Н. Комеловой. Материалы из этого буклета - текст и иллюстрации послужили основой для создания этой странички. Также использованы иллюстрации из энциклопедии Дмитрия Лесного "Игорный Дом".
     Выставка, подготовленная Эрмитажем, не ставит своей целью дать историю игральных карт в целом. Название ,,Игральные карты в России. Страницы истории русского быта" определяет ее содержание. Она вклю­чает 82 колоды карт и свыше 250 произведений изобразительного и при­кладного искусства.
     Ядро выставки — экспозиция карт, которыми широко пользовались в России и которые являлись предметом коллекционирования. Главным образом, это карты второй половины XIX - начала XX столетий различных стран Европы из уникальной коллекции генерала Д. П. Ивкова, хранящейся в Эрмитаже и включающей более 2000 колод.
     Известный русский военный инженер, генерал-лейтенант, помощник начальника Инженерного управления, автор ряда серьезных работ по истории инженерного дела в России, Дмитрий Петрович Ивков (1849 — после 1912) еще в конце XIX столетия страстно увлекся коллекционированием игральных карт и оставил после себя превосходную коллекцию. Большая часть собрания была им самим систематизирована и наклеена на листы картона, обычно с указанием, где и когда куплена та или иная колода. Часть оставалась в колодах. В таком виде коллекция и экспонируется.
     Александровский зал позволяет показать лишь незначительную часть коллекции — по несколько колод карт каждой страны, определенной фабри­ки. Здесь можно увидеть карты Франции, Англии, Америки, Германии, Италии, Дании, Швеции и других стран. В первую очередь это образцы таких известных центров карточного производства, как Альтенбургская карточная фабри­ка (основана в 1822 г.) и Штральзундская фабрика (с 1784 г.) в Германии, фабрика Б. Гримо во Франции, Соломона и К" или А. Вульфа в Дании, карточная фабрика в городе Цинциннати в Америке и другие. Среди этих интереснейших экземпляров показано большое число карт русского произ­водства, изготовленных на Карточной фабрике при Александровской ма­нуфактуре в Петербурге, с 1860-х гг. называвшейся карточной фабрикой Воспитательного дома.
     Наряду с картами на выставке представлено большое число, предметов прикладного искусства, связанных с карточной игрой: специальные ломбер­ные столы для игры, мелки и щеточки для стирания записей на сукне стола, записные книжечки, разнообразные фишки, заменявшие деньги, фарфоровые и серебряные лотки для таких фишек, различные шкатулки для хранения карт, выполненные из серебра, малахита, дорогих пород дерева, черепахи, перламутра, шитого бисера и прочее, а также ряд сопутствующих материалов - канделябры и подсвечники, зеркала и часы. Большой интерес вызовут также предметы, в декорировке которых нашли отражение темы карточной игры. Это столы с наборными столеш­ницами из разных пород дерева, на которых имеются изображения карт, фарфоровые чайные сервизы, лотки под фишки, свечи и коробочки, укра­шенные композициями, в которые также входят изображения карт. Многие фирмы и фабрики специализировались на изготовлении таких карточных ,,аксессуаров", лучшие мастера привлекались к их созданию, поэтому многие из них являются истинными шедеврами русского приклад­ного искусства. В экспозицию также включены книги — различные пособия и описания карточных игр XVIII - начала XX века.
     Драматургия выставки для большей наглядности строится на некото­рых узловых моментах: карточная игра в эпоху императрицы Екатери­ны II в дворцовом интерьере с золоченой мебелью, ломберным столом и различными аксессуарами, затем - своеобразная иллюстрация к извест­ной повести А. С. Пушкина ,,Пиковая дама" (,,Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова. Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра..."), аристократический салон эпохи второго рококо и, наконец, интерьер второй половины XIX века представляющий быт богатого купечества, в среде которого в это время широкое рас­пространение получили игральные карты и карточное гадание. В эти интерьерные композиции включены костюмы, мебель, различные предметы прикладного искусства, а также гравированные виды Петербурга и живо­писные портреты.

 ИГРАЛЬНЫЕ КАРТЫ В РОССИИ

...каждая игра ничто иное есть,
как некоторая война,
производимая между столькими полководцами,
сколько игроков.
Каждое сыграние игры есть сражение,
на которой всякой старается
преодолеть искусством своим соперника.

Г. Комов. Описание картежных игр.
Санкт-Петербург, 1778

Столы зеленые раскрыты:
Зовут задорных игроков
Бостон и ломбер стариков,
И вист, доныне знаменитый,
Однообразная семья,
Все жадной скуки сыновья.

А. Пушкин. Евгений Онегин.

Игра в карты, — так же как в шашки или шахматы, - одна из самых популярных и широко распространенных игр в России на протяжении более чем трех столетий.
    Появление карт на Руси обычно все исследователи относят к концу XVI- началу ХVII столетия. Однако до сих пор нет единой точки зрения на то, откуда пришли сюда игральные карты. Существует несколько гипотез: одни считают, что из Западной Европы, через Чехию, так как именно чехи раньше всех других славянских народов познакомились с картами; другие - прямо из Германии, третьи - через Польшу.
   Первые упоминания о картах в письменных источниках встречаются в извест­ном своде законов царя Алексея Михайловича, так называемом „Уложении" 1649 г. Игра в карты по этому ,,Уложению" приравнивалась к тяжелым преступ­лениям и жестоко каралась. Она была включена в главу ,,0 разбойных и татиных (т. е. грабительских. - авт.) делах: „А которые воры на Москве и в городах воруют, карты и зернью (кости.- авт.) играют ... тем ворам чинити указ тот же, как писано выше сего о татах", то есть замеченных в игре в карты в первый раз - полагалось бить кнутом, отрезать левое ухо, затем сажать в тюрьму на два года, после чего отправлять в кандалах на тяжелые работы. Наказание усилива­лось за поимку игрока во второй раз, а если в четвертый, то игрока приказано было „казнить смертью".
    Однако надо отметить, что эти законы касались только простого народа, уличенного в игре в карты на деньги и в воровстве, в то время как и в богатых боярских семьях, и даже в дворцовых покоях игры в карты имели место. Так, например, по описи имущества Коломенского, одного из дворцов самого царя Алексея Михайловича (уже после его смерти) там было обнаружено „две дюжи­ны и семь игор карт гнилых", то есть, очевидно, бывших в употреблении.
     В начале XVIII столетия, при императоре Петре 1, который сам не увлекался этими играми, они получили уже относительно широкое распространение. Правда, Берхгольц, камер-юнкер герцога Голштинского, любивший играть в карты, в подробном дневнике, который он вел во время пребывания в России в 1721—1725 гг., отмечал, что, к сожалению, в России играют очень немногие, что на петро­вских ассамблеях ,,карты не терпелись и не подавались". Но в Немецкой слободе в Москве, где он жил в 1722 г., Берхгольц часто играл с хозяйкой дома и ее гостями в ломбер или в 1'entree. При этом он подробно описал „русскую игру в короли", которой его научили, и которую он назвал ,,несравненной и умной". Известно, что Александр Меншиков, правая рука Петра, любил ,,забавляться в карты" (а также в шахматы или в шашки) после обеда для отдыха. Играли и другие сподвижники Петра.
    Одновременно с игрой для отдыха, „игрой-забавой" распространяются и азартные игры, когда проигрывались не только большие суммы, но и дворы, деревни, люди. Очевидно, именно это и вызвало к жизни в 1717 г. указ Петра I, о запрете играть на деньги, однако и он не смог приостановить развитие этой азартной игры. Повторный указ издает императрица Анна Иоанновна в 1733 г. „Понеже указом Деда Нашего ... Государя Императора Петра Великого в про­шлом 1717 году в народ публиковано, дабы никому в деньги не играть под тройным штрафом обретающихся денег в игре. А как нам известно учинилось, что не токмо потому указу такая богомерзкая игра не пресеклась, но многие компаниями и в партикулярных домах как в карты, так и в кости и в другие игры проигрывают деньги и пожитки, людей и деревни свои, от чего не только в крайнее убожество и разорение приходят, но и в самый тяжкий грех впадают и души свои в конечную погибель приводят". И далее следовал запрет играть в карты на деньги и указывалась мера наказания - тройное изъятие обретающих­ся в игре денег в первый раз, во второй - тюрьма на месяц для офицеров И знатных людей, а ,,подлых бить батогами нещадно".
    Но и эти строжайшие меры не помогали, и карты, если так можно сказать, продолжали свое победное шествие.
    В 1761 г., незадолго до своей смерти, дочь Петра I, императрица Елизавета Петровна, сама, кстати, очень любившая играть со своими приближенными, издала указ о разделении карточных игр на азартные - запрещенные, и „раз­решительные". Так, было указано: „во всякие азартные в карты, то есть в фаро, в квинтич и тем подобныя и в прочие всякого звания игры, на деньги и на вещи, никому нигде ни под каким видом и предлогом не играть". Но при этом следовала любопытная оговорка: ,,исключая во дворцах Ее Императорского Величества апартаменты". Изобличенных в такой игре, а также хозяина дома, где проходила игра, и людей, дававших в ссуду деньги, подвергали большому штрафу. Причем одна часть штрафа шла „на гошпиталь", другая - на содержание полиции, и еще две тому, кто донес на игроков.
    В одном из первых появившихся в России описаний карточных игр, — книге Григория Комова, вышедшей в свет в 1778-1779 гг. „Описание картежных игр с показанием правил, помощью которых всякой сам собою и без учителя во все в России употребляемые картежные игры может научится играть правильно и искусно" объяснялось, что „те игры, в которых ставка чрез продолжение всех игор бывает одинакова, известны под именем степенных или коммерческих игор; тех, в которых ставка на каждую игру переменяется, отважными или азартными именуются, и составляют запрещенные игры".
     О степенных играх в указе 1761 г. говорилось: ,,... а только позволяется употреблять карты в знатных дворянских домах, только же не на большие, но самые малые суммы денег, не для выигрышу, но единственно для препровожде­ния времени, яко то: в ломбер, в кадрилию, в пикет, в контру, в памфил". Такая оговорка, разрешающая игры в карты на деньги, по существу, открыла „зеленую улицу" игрокам, имевшим возможность теперь сослаться на правительственный указ-разрешение.
    В 1766 г. новая императрица Екатерина II ,,соизволила наикрепчайшим об­разом подтвердить о неигрании карт впредь в запретительные игры в недозво­ленных местах, все прежние предков Ея Величества актом указы", оговаривая при этом, что „каковые неумеренные игры служат к единственному разорению ста­рых дворянских фамилий".
     Однако сама Екатерина была страстным игроком в карты и Камер-фурьерские журналы ее царствования, где фиксировалась каждодневная жизнь императорс­кого двора, пестреют сведениями об игре во дворце. Обычно вечерами, в апар­таментах императрицы собирались близкие ей люди, и начиналась игра: „Ее Величество изволила с кавалерами забавляться в карты", ,,играла в карты", а в той же комнате ,,играли на скрипицах и малолетние певчие пели итальянские арии"; ,,играли в ломбер или макао"; „... с королем шведским играли в карты", „благоволила с ним и с прочими знатными персонами играть в карты", и так далее.
    „В Бриллиантовой зале двор обыкновенно собирался по вечерам, — вспоминал князь Адам Чарторижский. - Там бывало только самое интимное общество и придворные кавалеры, которых к этому обязывала служба. Императрица играла в карты..." Даже на балах и маскарадах, как свидетельствуют современ­ники, после того как Екатерина обходила все залы и приветствовала гостей, слуги приносили ей карточный стол и она садилась с избранными за игру. Так, английский путешественник и известный историк В. Кокс, посетивший Петербург в 1778 г. писал: „Придворные балы ... начинались тогда между шестью и семью часами. Императрица обыкновенно являлась около семи. Если собрание было немногочисленным, то карточный стол ее ставился в большом зале; великий князь и княгиня (Павел Петрович и Мария Федоровна. — авт.) в этих случаях также садились играть в вист". На больших балах и приемах Екатерина, по свидетельству того же Кокса, ,,играла в карты в одной из смежных комнат".
      Приведем еще лишь одну любопытную заметку Камер-фурьерского журнала. В феврале 1778 г. очень торжественно отмечался день рождения любимого внука Екатерины, великого князя Александра Павловича, - ему исполнился один год. Все гости сначала собрались в Оперном доме в Зимнем дворце, где шла опера „Ахилл". Затем „некоторые знатные обоего пола особы" были приглашены во внутренние покои - апартаменты императрицы. Среди избранных были кн. Г. Орлов, гр. И. Шувалов, С. Зорич, кн. Г. Потемкин, гр. Н. Панин, И. Бецкой и другие. В одной из комнат им были ,,представлены три стола карточных, на которых столах поставлено было по ящику бриллиантов, во всяком ящике по 52 камня, а каждый камень по одной карате и продолжалась игра в макао, у кого выходило девять, тот брал из ящика один камень".
     Вспомним при этом указ Екатерины, запрещающий играть на деньги! Что касается макао, то это одна из наиболее распространенных, наряду с ломбером, в екатерининское время игр. Внук знаменитых астрономов и сам астроном Жан Бернулли, посетив Петербург в 1777 г., записал в своем дневнике впечатления от одного из праздников в Петергофе: ,,... довольно долго оставался я там, где Императрица играла, а я стоял прямо против нее. То было истинное наслаждение на нее смотреть... В игре были все кавалеры. Второй фаворит Корсаков..., граф Иван Чернышев, фельдмаршал Салтыков и пять других играли в макао: игра, в которую в Петербурге уже несколько лет теряют и выигрывают огромные суммы. Дают всего три карты, как при берлане, а вы должны не переходить известное число очков. Игра проще нежели берлан".
      Еще в 1770-х гг. появляются различные книги-руководства на русском языке по игре в карты. Число их быстро растет. Уже упоминалась книга Г. Комова 1778-1779 гг. В 1788 г. в Москве появляется книга ,,Забава в скуке или новый увеселительный способ гадать на картах". В 1791 г. выходит в свет „Новый и совершенный расчетистый картежной игрок или подробное описание всех употребляемых в обществе картежных игр", изданный в Петербурге, в типог­рафии И. Глазунова, затем ,,Новейший карточный игрок", изданный Э. Гойлем в том же году, „Верное средство выиграть в азартные карточные игры", появив­шийся на прилавках книжных магазинов в 1807 г. Список этот можно значитель­но увеличить.
       В какие карты играли в России?
   Как известно, вплоть до второй половины XVIII века собственного производства карт в России не было. Играли, главным образом, в карты французского и немецкого производства, в большом количестве ввозимые в русское государство. Об этом свидетельствует, например, поэма русского поэта Василия Майкова, вышедшая в 1765 г. „Игрок в ломбер". Напомним, что существуют три типа карт: итальянские, французские и немецкие с соответствующими названиями мастей. В Италии еще в XV веке установились: чаши (т. е. сердце), динарии или монеты (бубны), шпаги или мечи (трефы) и палицы (пики); во Франции - черви, бубны, пики и трефы; и, наконец, в Германии: черви, бубенчики, вины и желуди (жлуди). Кроме того, во Франции еще в XV столетии установились определенные названия фигурных изображений на картах, которые имели место и в XV111 столетии: так, например, бубновый король назывался Цесарь или Цезарь, червон­ный - Карл, король пик - Давид, трефовая дама - Юдифь, бубновая - Рашель.

„Стремится дух воспеть картежного героя,
Который для игры лишил себя покоя...
От самой младости в игре, что обращался,
И в знак достоинства венцем от карт венчался,
Степенным из всех украшенный мастей
Из вин и из жлудей, из бубен и червей..."

     И далее, не без юмора он описывает картежников:

„Уж три дни за ломбером сидели,
Уж три дни, как они не пили и не ели;
Три раза солнца луч в игре их освещал,
И три раза их мрак вечерний покрывал;
И утомленные веселою работой
Три раза спорили со гладом и с дремотой".

Что же касается названий, то очень образно он описывает отдельные „сражения" игры в ломбер:

„Тогда из рук его Давид на стол вступает,
Которого злой хлап червонный (т. е. валет. - авт.) поражает,
Влечет его во плен, копье в его вонзя...
Тут Карл воздвигнут был своим несчастным роком,
Он храбро на нее напал и поразил
И казнь достойную Юдифе (т. е. королеве червей. - авт.) учинил,
Которая дотоль разила Олоферна..."

     В 1760-х гг., после разрешения играть в „степенные" игры, появляются первые предприниматели, пытающиеся наладить производство русских карт, однако имена их, как правило, пока не известны. Очевидно, это были небольшие частные фабрики и мастерские или одиночные мастера. Известно, например, имя некоего Рамбоа, упоминавшегося в публикации „Санкт-Петербургских Ведомостей" в 1769 г.:,,Позади Католицкой церкви (на Невском проспекте. - авт.) в Итальянс­кой улице у картошного фабриканта Рамбоа продаются разные карты". Косвенным свидетельством существования этого промысла является и таможенная пошлина по тарифу 87 копеек с дюжины привозимых в Россию иностранных карт. В 1766 г., чтобы ,,пресечь привоз" иностранных карт, пошлина увеличилась до двух рублей. Кроме того, для увеличения и поощрения производства русских карт, был введен налог на клеймение карт, установленный правительственным указом еще в 1765 г.: 10 копеек с привозимых карт (за дюжину колод) и 5 копеек, т. е. вдвое меньше, с русских карт. Игра в неклейменные карты подвергалась большому штрафу. Клеймение карт русского производства осуществлялось в Москве и Петербурге в Мануфактур-Коллегии или Мануфактур-конторах; Архангельске и др. Клеймо, как правило, ставилось на червонном тузе в каждой колоде поначалу печатью, изображавшей сирену, а на заграничных картах печа­тью, на которой был вырезан „под радугою удиный крючок", или, как указыва­лось в других документах ,,крючок рыболовной уды под радугою", что можно было воспринимать как аллегорию на игру в карты. Введены также были бандероли для русских карт, цвет которых неоднократно менялся, а также установлен выпуск карт первого и второго разбора, отличавшихся качеством исполнения.
     По этому же указу 1765 г., по ходатайству И. И. Бецкого, видного деятеля русского просвещения, инициатора учреждения воспитательных домов „для при­носимых детей" или „несчастнорожденных" все деньги, получаемые за клеймение карт, должны были идти в доход Воспитательных домов. Первый из них, московский, был учрежден указом Екатерины U в том же 1765 г., второй в Петербурге, спустя пять лет, в 1770 г.
      Поскольку имели место большие злоупотребления при клеймении, и далеко не все суммы передавались в Воспитательные дома, последние пытались „для получения большей выгоды" наладить собственное производство карт. Так, например. Петербургский Воспитательный дом в 1774 г. договорился с неким карточным мастером Иваном Матье о том, что тот будет изготовлять карты первого разбора по цене 2 руб. 40 коп. за дюжину колод, получая за это 15 копеек с дюжины, и карты второго разбора по 1 руб. 56 коп., получая 10 копеек с дюжины. Ему было выделено помещение во флигеле Воспитательного дома, размещавшегося тогда около Смольного монастыря. Однако контракт через два года был расторгнут „из-за нехорошего мастерства карт". То же произошло и вдовой Девант, которая ,,производила карты плохой работой" и в 1778 г. у нее были отобраны инструменты, данные для работы Воспитательным домом. Все же она успела выпустить 25000 дюжин колод на 17688 рублей.
      В 1779 г. Воспитательный дом в Петербурге был переведен от Смольного монастыря ближе к центру, на Красный канал у Миллионной улицы в дом бывшего капитана Александра Грузинского. Сюда вскоре было переведено клей­мение карт, которое осуществлялось специальным сержантом под надзором казначея Воспитательного дома. Тогда же появилось и новое клеймо: изображе­ние пеликана, кормящего своим сердцем птенцов, и надпись по кругу: „себя не жалея питает птенцов". Это клеймо можно встретить на всех русских картах вплоть до 1917 г.
       Несмотря на указы, огромные штрафы и наказания, как пишет в 1886 г. один из исследователей карточной игры В. Зотов, „обе столицы резались в карты напропалую". Самые близкие Екатерине II играли на громадные суммы, проиг­рывали состояния, а один из ее фаворитов, С. Зорич, открыл в подаренном ему городе Шклове род картежной академии, куда съезжались знатные игроки со всей России.
       В 1801 г., через три месяца после вступления на престол, новый император, внук Екатерины 11, Александр I издает указ „против игры, производившейся здесь без зазора и страха" и „являющейся большим злом, чем самое открытое грабительство" - картежникам по этому указу грозил самый строгий суд и нака­зание вплоть до высылки из столицы. И этот указ никого не остановил. Игра продолжалась, как продолжались шулерство и мошенничество. По-прежнему проигрывали состояния, земли, крепостных крестьян и даже жен. Приведем нашумевшую в Москве в 1802 г. историю, когда князь Александр Николаевич Голицын, камергер, известный богач, мот и страстный картежник, проиграл свою жену, молодую красавицу княгиню Марию Григорьевну (урожденную Вяземскую) одному из самых известных московских богачей и щеголей графу Льву Кирилловичу Разумовскому, сыну гетмана К. Разумовского. По обоюдному и дружественному, как пишут исследователи, согласию всех троих, брак Марии Григорьевны был расторгнут и вскоре она вышла замуж за Разумовского, прожив с ним очень счастливо шестнадцать лет. Об этом скандале говорила вся Москва, их беспощадно осуждали, что никому не мешало посещать роскошные балы и празднества в их доме на Тверской улице или в имении Петровском-Разумовском. Только в 1809 г., когда на одном из балов у Разумовских император Александр обратился к хозяйке дома - ,,графиня", брак был признан.
       Аналогичная история была описана в известной повести Гофмана ,,Счастье игрока" (1820 г.), хотя вряд ли писатель знал случай с Разумовским. В русской литературе мы встречаемся с похожей историей, описанной Лермонтовым в 1836-1838 гг. в „Тамбовской казначейше". Один из героев поэмы, старый казначей города Тамбова

„... проиграл коляску, дрожки,
Трех лошадей, два хомута,
Всю мебель, женины сережки,
Короче все, все дочиста".

Затем он

„... просит важно позволенья
Лишь талью прометнуть одну,
Но с тем, чтоб отыграть именье,
Иль „проиграть уж и жену"...
Недолго битва продолжалась;
Улан отчаянно играл;
Над стариком судьба смеялась -
И жребий выпал ... час настал...
Тогда Авдотья Николавна,
Встав с кресел, медленно и плавно
К столу в молчанье подошла -
Но только цвет ее чела
Был страшно бледен. Обомлела
Толпа, - все ждут чего-нибудь -
Упреков, жалоб, слез... Ничуть!
Она на мужа посмотрела
И бросила ему в лицо
Свое венчальное кольцо -
И в обморок. Ее в охапку
Схватив - с добычей дорогой,
Забыв расчеты, саблю, шапку,
Улан отправился домой".

Как отмечено выше, все суммы налога на карты и средства от карточных откупов поступали на содержание Воспитательных домов, однако их явно не хватало. Еще в марте 1798 г. Опекунский совет Воспитательного дома в Петер­бурге обратился к императору Павлу I с просьбой подтвердить, что право „клеймить и продавать карты во всем пространстве Российской империи навсег­да было присвоено помянутым домам". При этом оговаривалось, что фабрикан­ты и другие карточные откупщики не понесут ущерба, так как могут обратиться в Совет „для заключения новых торгов". Павел согласился, написав „Быть по мнению Вашему" и с этих пор Воспитательные дома получили монопольное право на откуп и на клеймение карт. Тогда же решено было организовать специальные казенные мануфактуры для получения больших доходов. В том же 1798 г. аббатом Оссовским недалеко от Петербурга у села Александрове было основано одно из крупнейших промышленных предприятий России - Александ­ровская мануфактура, первая механическая бумагопрядильная фабрика. Через год она перешла в казну и была подарена Павлом I Воспитательному дому, доходы которого с этих пор значительно возросли. А через 18 лет, уже в 1817 г. по предложению управляющего мануфактурой А. Я. Вильсона здесь была от­крыта собственная карточная фабрика. Официально открылась она и начала работать в мае 1819 г., после того как были построены помещения и обучены работники, большую часть которых составляли питомцы Воспитательного дома, а также мастера закрытых частных фабрик.
     Одновременно фабрика получила монопольное право на производство карт. В специальном положении, подписанном Александром 1 по Записке его матери императрицы Марии Федоровны, взявшей под свое покровительство Воспита­тельные дома, отмечалось: „С уничтожением впредь карточных частных фабрик и откупов, предоставляется одному Воспитательному дому производство карто­чного изделья и продажи игральных карт; равномерно Польские кампии, тарок, гадательные, детские и тому подобные, где в какой провинции какие употребляются". Таким образом, с 1819 г. были запрещены все откупа на изготовление и продажу карт, а также ввоз карт из-за границы: ,,Противозаконными картами разумеются, - оговаривалось в Положении, - сверх иностранных и такие, кои б деланы были на какой-либо скрытой фабрике, также с поддельными штемпелями..."
     Одновременно, что естественно при отсутствии конкуренции, значительно увеличились цены на карты. Так, дюжина карт 1-го разбора стоила теперь 10 рублей, 2-го разбора - 8 рублей и появились карты 3-го разбора - по 5 рублей за дюжину. Любопытно, что в Сибирских губерниях цены на карты устанавливались несколько более высокие. Кроме того, „согласно желанию публики" на фабрике стали изготовлять дорогие карты с „золотым обрезом и другими украшениями".
     В 1819 г. фабрика выпустила 240 тысяч колод карт, а в 1820 г. число их возросло до 1380 тысяч. Поначалу фабрика работала на иностранном сырье - бумага привозилась из Голландии, Франции, Италии и других стран. Затем постепенно перешла на русскую бумагу и в 1840-х гг. уже целиком работала на бумаге русского производства.
   Качество русских карт быстро росло. В 1858 г. Комиссия Парижской всемир­ной выставки отметила, что выделка русских карт "доведена до высшей степени совершенства".
    С 1820-х гг. печатались карты на механических типографских станках и специальными машинами (для XVIII века характерен способ ксилографии для воспроизведения рисунка) с последующим раскрашиванием по трафарету.
      По-прежнему на картах ставилось клеймо с изображением пеликана, - намек на то, что все доходы идут на помощь и содержание „птенцов" Воспитательных домов. Иногда игра в карты в шутку рассматривалась, как помощь таким домам. Так, например, в рассказе Николая Лескова ,,Интересные мужчины" один из героев говорит: „... а сами - чтобы не заскучать - сели под вечерний звон „резаться" или, как тогда говорилось, ,,трудиться для пользы Императорского воспитательного дома".
      Еще в XV11I веке, в 1782 г. Уставом благочиния запрещено было устройство игорных домов, но это, естественно, никого не останавливало. Такие дома продолжали существовать, кроме того, процветала игра в частных домах или в специальных клубах.
     Михаил Загоскин в своем очерке ,,Английский клуб" писал, что в Москве было „четыре клуба: Английский, Дворянский, Купеческий и Немецкий". Описывая комнаты, в которых играют в карты, он отметил, что „все играющее общество Английского клуба разделяется на несколько кругов, которые сделали уже при­вычку собираться каждый в особенной комнате". Так, члены, „играющие по маленькой, собираются в Детской, то есть в первой гостиной, и ты никак не найдешь себе партии по полтине в вист, где люди, уже возмужалые, играют как следует в серьезную игру тихо, смирно, с большим вниманием. В свою очередь тот, кто играет в эту серьезную игру, в которую можно проиграть рублей триста или четыреста, не найдет себе партии в комнате, где сторублевая ассигнация не значит равно ничего". Любопытно и следующее сведение: „У нас есть и такие члены, для которых весь клуб ограничивается одною избранною ими комнатою и даже одним местом в этой комнате. Тут он дома, эта комната его мир, это место - его собственность, тут он каждый день сидит, курит трубку, беседует с приятелями, пьет чай, ужинает, дремлет после обеда и только не спит ночью, потому что может за это, наравне с запоздалым игроком, заплатить довольно значительный штраф".
    Вспомним также ,,Пиковую даму" Александра Пушкина: „В Москве состави­лось общество богатых игроков, под председательством славного Чекалинского, проведшего весь век за картами и нажившего некогда миллионы, выигрывая векселя и проигрывая чистые деньги... Он приехал в Петербург. Молодежь к нему нахлынула, забывая балы для карт и предпочитая соблазны фараона обольщеньям волокитства. Нарумов привез к нему Германна. Они прошли ряд великолепных комнат, наполненных учтивыми официантами. Несколько генералов и тайных советников играли в вист; молодые люди сидели, развалясь на штофных диванах, ели мороженое и курили трубки. В гостиной за длинным столом, около которого теснилось человек двадцать игроков, сидел хозяин и метал банк ...
       Талья длилась долго. На столе стояло более тридцати карт ... - Позвольте поставить карту, - сказал Германн, протягивая руку из-за толстого господина, тут же понтировавшего".
       В течение всего XIX века неоднократно издавались указы, запрещавшие азартные игры. Так, например, в ,,Уложении о наказаниях" 1845 г. отмечалось, что „игра в карты - преступление против общественного порядка". Однако и исторические факты, и литературные произведения подтверждают, что посто­янные штрафы и запреты на азартные игры никакого действия не имели и игроков на останавливали.
     Неоднократно обращаются к игре в карты герои поэмы Н. В. Гоголя ,,Мертвые души". Вспомним, например, как Манилов и Собакевич при первом же знакомстве с Чичиковым „тут же ему всунули карту на вист, которую он принял с таким же вежливым поклоном. Они сели за зеленый стол и не вставали уже до ужина. Все разговоры совершенно прекратились ... Выходя с фигуры, он (почтмейстер. - авт.) ударял по столу крепко рукою, приговаривая, если была дама: „Пошла, старая попадья!", если же король: ,,пошел, тамбовский мужик!" А председатель приговаривал: „А я его по усам! А я ее по усам!"
     Что же касается другого героя поэмы, помещика Ноздрева, то „В картишки ... играл он не совсем безгрешно и чисто, зная много разных передержек и других тонкостей, и потому игра весьма часто оканчивалась другою игрою: или поколачивали его сапогами, или же задавали передержку его густым и очень хорошим бакенбардам, так что возвращался домой он иногда с одной только бакенбардой, и то довольно жидкой".
      Широкое распространение получила так называемая ,,степенная" игра в карты и в дворянской и в купеческой среде. Так, известный писатель середины XIX столетия В. Соллогуб в своих воспоминаниях рассказывает о любви к картам своей бабушки, жены московского вице-губернатора И. П. Архарова: „День бабушки неизменно заключался игрою в карты. Недаром каялась она отцу духовному. Картишки она действительно любила, и на каждый вечер партия была обеспечена. Только партия летняя отличалась от партии зимней. Зимой избирались бостон, вист, реверсы, ломбер, а впоследствии преферанс. Летом игра шла летняя, дачная, легкая: мушка, брелак, куда и нас допускали по пяточку за ставку, что нас сильно волновало. В одиннадцать часов вечер кончался..."
       Другой писатель, Н. Вистенгоф в ,,Очерках Московской жизни" отмечал: „Купец в день именин своей жены ... дает закуски, обеды, а иногда и роскошные балы; на балах музыка обыкновенно бывает с литаврами; за ужином играют русские песни, а в то время, когда пьют здоровье, бьют туши. Во все время бала гости сохраняют какую-то чинную важность, молодые танцуют, пожилые играют в мушку, пикет и бостон". Н. Лейкин в рассказе „На именинах" пишет: „В зале в углу уже накрыта закуска ... Ломберный стол давно уже раскрыт. Хозяин усаживает мужчин сразиться в стуколку..."
        Сохранившиеся до наших дней карты русского производства XIX столетия позволяют говорить, что рисунки карт, в частности, изображения фигур являются несколько видоизмененными копиями французских и немецких карт, и традиционно сохраняются на протяжении многих десятилетий. Известна резолюция Николая 1 на докладе о разработке новых рисунков карт: „Не вижу никакой причины переменять прежние рисунки". В собрании Эрмитажа имеется колода карт, купленная коллекционером Ивковым в 1912 г. и изготовленная в 1830-1840-х гг. на Карточной фабрике по рисункам известного французского мастера Делярю, но не утвержденная императором.
    Число сортов карт во второй половине XIX столетия значительно увеличивается. Так, появляются карты глазетные (для публики и отдельно для ,,Высочайшего двора"), атласные первого и второго сорта, иллюминованные золотом, золотообрезные, отборные и другие, а также карты различных размеров - путевые, пасьянсные, игрушечные и другие.
       Появляется также большее число разнообразных карт с самыми различными новыми изображениями фигур. При фабрике существовали специальные гравер­ная и литографские мастерские, где изготавливались модели контуров и клише для рисунков на картах.
     К работе на фабрике привлекаются крупные художники. - такие как А. Шарлемань, М. Зичи, И. Билибин, Г. Нарбут и другие, которые вводят новые карты, отличные от традиционных, широко распространенных, по рисунку.
    Часто карты использовались для обучения различным наукам, облегчая про­цесс обучения. В качестве примера можно назвать ,,Географические карты России с изображением гербов, костюмов, и назначением верст от двух столиц для пользы юношества, сочиненных Константином Грибановым", вышедшие в сере­дине XIX столетия  В них наряду с картами, как сказано в самом названии, даются изображения гербов всех русских губерний, изображения национальных костюмов, перечисляются основные города губерний.
     Известны и карты с исторической тематикой, на которых, например, можно встретить изображения героев Отечественной войны 1812 года и другие.
     Запрет 1819 г. ввозить карты из-за рубежа постепенно забывается, и уже к середине XIX столетия Россия наполняется картами, в огромном количестве привозимыми из различных стран Западной Европы.
   В 1860 г., не выдержав конкуренции с частными и иностранными предприятиями, Александровская мануфактура была закрыта, но Карточная фабрика продолжала существовать, чуть изменив свое название. Теперь она именовалась Карточной фабрикой при Императорском Воспитательном доме. В 1861 г. император Александр II подписал новые правила управления и новый штат. Выпуск карт значительно расширяется, так же как и ассортимент. Выпускается особый сорт карт, иллюминованный золотом, специально для царской семьи, у которой игра в карты пользовалась большим успехом.
      Уже упомянутый выше В. Соллогуб вспоминал: „Как известно, после пожара Зимнего дворца государь Николай Павлович переселился, пока дворец отстраивался снова, в Аничковский дворец. Когда не было балов или официальных приемов, к вечернему чаю императрицы приглашались некоторые сановники и выдающиеся лица петербургского большого света. Государь, обменявшись благосклонными словами с каждым из присутствующих, садился за карты...". И далее: ,,Государь каждый вечер играл в карты: партию его составляли приближенные ему сановники или особенно отмеченные им дипломаты".
   Приведем еще отрывок из воспоминаний великого князя Александра Михайловича, двоюродного брата императора Александра III, женатого на дочери последнего - Ксении. В 1889 г. во время отдыха императора с семьей на яхте „Царевич" в водах Финского залива, он был вместе с ними и отмечал: „По вечерам мы играли в глупую карточную игру, которая называлась „волки". Несколько позже, также во время отдыха с семьей Александра III, уже в качестве жениха, он пишет: „Мы удили рыбу, принимали гостей и играли в ,,волков".
     Играли в карты и на третьем этаже Зимнего дворца, где жили главным образом фрейлины. Так, М. Марин в воспоминаниях отмечал: „В семидесятых годах прошлого столетия в здании Зимнего дворца, над Комендантским подъездом выходила окнами на Дворцовую площадь почти против Александровской колонны квартира симпатичной, почтенной Елизаветы Петровны Макулиной. Пользовавшаяся в продолжении многих лет доверием и расположением покойной императрицы Марии Александровны, она заведовала между прочим гардеробом и бриллиантами государыни... Она любила принимать у себя. Еженедельные вечеринки ее по средам, обыкновенно привлекали, кроме родных... не мало знакомых: артистов, художников и золотой молодежи - офицеров гвардейских полков... Изредка только, и то в конце вечера, в уютном будуаре хозяйки, причудливой драпировкой отделенном от ее спальни, составлялась не большая, но серьезная партия - по маленькой в преферанс".
      На международных выставках в Париже в 1866 г. и 1876 г. и в Чикаго в 1899 г. русские карты неоднократно получают дипломы и высокие награды. К 1912 г. фабрика выпускает более 12 миллионов карт в год.
    Заканчивая очерк об игральных картах в России, приведем отрывок из поэмы Некрасова „Чиновник" (1845 г.), в которой очень образно характеризуется игра в карты, получившая столь широкое распространение в Росси

Пора мне вам сказать, что как чиновник дельной
И совершенно русский человек
Он заражен был страстью той смертельной,
Которой все заражены в наш век,
Которая пустить успела корни
В обширном русском царстве глубоко
С тех пор, как вист в потеху нашей дворни
Мы отдали ... „Приятно и легко
Бегут часы за преферансом; право,
Кто выдумал - был малый с головой" -
Так иногда, прищурившись лукаво,
Говаривал почтенный наш герой
И выше он не ведал наслаждений ...
Как он играл? ... Серьезная статья ...
Решить вопрос сумел бы разве гений,
Но так и быть, попробую и я.
Когда обед оканчивался чинный,
Крестясь, гостям хозяин руку жал
И, приказав поставить стол в гостинной,
С улыбкой добродушной замечал:
„Что, господа, сразиться бы не дурно?
Жизнь коротка, а нам не десять лет".
Над ним неслось тогда дыханье бурно
И - вдохновен - он забывал весь свет,
Жену, детей; единой предан страсти,
Молчал, как жрец, бровями шевеля,
И для него тогда в четыре масти
Сливалось все - и небо и земля!
Вне карт не знал, не видел и не слышал
Он ничего ...
... я сам страсть эту уважаю, -
Я ею сам восторженно киплю,
И хоть весьма несчастно прикупаю,
Но вечеров без карт я не терплю,
И, где их нет, постыдно засыпаю ...

... и далее: 

Но мы забав отцов не понимаем
Хоть мало - все ж мы их переросли,
Что же делать нам? ... играть? ... и мы играем,
И благо, что занятие нашли, -
Сидеть грешно и вредно сложа руки ...

      С началом войны 1914 г. производство карт, естественно, сокращается и в 1918 г., по существу, прекращается совсем. В 1922 г. фабрика возобновляет работу, но уже при новом статусе и новом названии - теперь это Государственная карточная фабрика и история ее — тема другого самостоятельного очерка.